Лаборатория критического субъективизма» возникла в начале 2020 года. Что нас объединяет? Кроме страсти к критике, ничего. Творческая группа независимых критиков-субъективистов уважает не единомыслие, а полемику. Сейчас мы разбираем один рассказ, так как жанр этот вытеснен из рецензионного поля, равно как и сам пристальный, текстоцентричный разбор. Мы хотим вернуть критической цепкости славу, соль и веселье. Мы опираемся на текст, и ничего кроме текста. Мы встречаемся вживую — онлайн, так что наши дискуссии — плод спонтанного разговора, и все полемики непреднамеренны. Мы разные, и редко в чем друг с другом согласны. Поэтому, хвалим мы или ругаем, не важно: важно само поле смыслов, объем выводов, которые возникают вокруг конкретного рассказа.
Игра в поддавки
Дискуссия о рассказе Елены Михалковой «Восемь принципов миссис Норидж» и жанре детектива в целом
Краткое содержание рассказа: в поместье Кенделов устраивается гувернантка миссис Норидж — «высокая сухопарая женщина лет сорока с очень прямой спиной» и странными принципами: «Во-первых, выпивать на ночь стакан теплого молока. Во-вторых, съедать утром яблоко. В-третьих, каждый день читать хотя бы одну главу из книги. В-четвертых, никуда не ходить на голодный желудок…» Эдвард Кендел коллекционирует ружья. В поместье приезжают его брат Дэвид — молодой человек с дурной репутацией и их пожилая тётушка Полли Парсонс, долго жившая в Индии, сварливая старуха с бульдогом. Эдвард согласен поделиться с Дэвидом наследством, лишь если тот женится на сестре священника Дороти. Дэвид наотрез отказывается. В поместье начинают происходить мелкие странности: кухарка пересолила суп, с дерева пропало гнездо скворцов, глава семьи прочитал в газете про серию краж коллекций оружия. Самая большая странность — однажды ночью из дома сбегает тетушкин бульдог Гастон. Это видит миссис Норидж, которая идет пить молоко на ночь. Наутро она просит хозяина сменить код от сигнализации сейфа с ружьями. На дне рождения Эдварда события достигают кульминации. Тётя Полли сообщает Дэвиду, что брат нанял частного сыщика следить за ним, Дэвид лезет в секретер в кабинете брата искать отчет детектива, тетя помогает ему разбирать бумаги, их застает Эдвард. Братья ссорятся. На шум сходятся все домочадцы. Миссис Норидж разоблачает двоих из них. «Тётушка Полли» — это молодая авантюристка, охотящаяся за самым дорогим приложением к коллекции ружей — дневником японского оружейника Хаясавы. Она ехала из Индии в поезде с подлинной тетей Полли, произошло крушение, старуха попала в больницу, а аферистка в ее облике проникла в дом коллекционера. «Священник» — мошенник в бегах. На волне разоблачений признается и Дэвид: он уже женат на бедной итальянке, потому и был против брака. В финале Кендел спрашивает гувернантку, как она обо всем догадалась, и та отвечает: «Возможно, сэр, все дело в том, что у меня есть принципы».
Елена Сафронова. Сегодня у нас нетипичное заседание Лаборатории критического субъективизма. Мы рассматриваем произведение развлекательного жанра. Как критик я считаю, что нет плохих жанров, есть более состоятельные или менее состоятельные тексты. Я предложила обсудить рассказ «Восемь принципов миссис Норидж» Елены Михалковой, которую читательская и книготорговая статистика ставит в первую десятку авторов развлекательного жанра в нашей стране. Хотя бы ради эксперимента мы не можем пройти мимо русского дамского детектива. Массовая литература привлекает меня по-человечески. Уважения достойно движение души, которое заставляет писателя не увешать читателя «гирляндами» собственных переживаний, а доставить ему несколько минут радости. Люблю цитировать стихотворение Артура Конан Дойла, эпиграф к одному из сборников «Записок о Шерлоке Холмсе»:
Я выполнил свою простую задачу,
Если дал хотя бы час радости
Мальчику, который уже наполовину мужчина,
Или мужчине — еще наполовину мальчику.
Конан Дойлу на смену приходят все новые люди. Может быть, ими движет не столько желание дать читателям «час радости», сколько желание быстро прославиться и заработать, а может быть — и что-то большее. Наша задача — установить, до какой степени такие тексты интересны.
Александр Евсюков. Короткий интерес к декорациям, интриге и своеобразной художественной задаче вскоре сменился разочарованием. Появилось стойкое ощущение, будто слушаешь человека, который безуспешно пытается острить весь вечер и сам над этими попытками смеётся. Рассказ заставил меня скучать. Характеры слишком плоские даже с учётом жанра. Не хватает убедительных отвлекающих моментов. Концовка, увы, предсказуемая, при том что не кажется очень достоверной. А ещё — для ироничной подачи рассказ слишком несмешной, а для серьёзной (если ненадолго такое предположить) — слишком нелепый. При этом вторая половина рассказа кажется относительно более удачной — текст из одномерного как бы становится двухмерным.
Сергей Баталов. Это стилизация под классический английский герметичный детектив — под Агату Кристи и иже с нею. Михалкова вряд ли пишет все рассказы в таком стиле. Само по себе это не хорошо, не плохо — это жанровый эксперимент, который периодически возникает именно в жанровой литературе. Но тут есть свои опасности, их не избежал и этот рассказ. В нем все шаблонно — или архетипично. Те, кто читал английские герметичные детективы, ничего нового в этом тексте не увидят. Михалкова не ставила себе задачи новаторства — а старательно воспроизводила все штампы этого поджанра. Это приятный рассказ, на который можно потратить один вечер, но сильных эмоций он не вызывает. И мне бы не хотелось, чтобы по истории «Восемь принципов миссис Норидж» судили обо всем современном детективе.
Елена Сафронова. Для меня ключевое — что это приятный рассказ, на который можно потратить вечер. Да, рассказы про миссис Норидж нетипичны для Михалковой, потому что у нее в короткой прозе чаще действует пара сыщиков — Макар Илюшин и Сергей Бабкин.
Михаил Хлебников. После рассказа остается хорошее впечатление об авторе как об очень трудолюбивом человеке, который поставил себе задачу написать несколько рассказов под английский детектив — и это получилось. Уже вышло два сборника о миссис Норидж, автор «выполнил норму». «Восемь принципов миссис Норидж» мне показался таким же, как его герой пёс Гастон —перекормленным. Он затянутый, из-за чего читаешь его без удовольствия. В рассказе нарушено несколько правил детектива. В нём читатель не может дедуцировать и прийти к выводам, к которым пришла миссис Норидж по поводу дневников японского мастера-оружейника: часть ее рассуждений от нас скрыта, а без повествования автора о целях мошенницы догадаться нельзя. Михалкова старалась быть «слишком английской». Настоящие англичане так не пишут. Здесь четкое ощущение пастиша, упражнения на тему. Текст изначально вторичен, простоват для литературной игры. Михалкова также ломает интригу бесконечными описаниями типажей — их слишком много, как и сюжетных линий. Все это слишком старательно расписано — в результате не хватает легкости Агаты Кристи или Честертона. Да, у автора есть слог, хотя и в нем заметны «провалы». Перед нами старательно собранный пазл, то есть не слишком удачный рассказ. Романы Михалковой «русские» намного лучше. Михалкова человек талантливый, но работает с некоторым напряжением, потому что чужой для нее материал. Невозможно, чтобы англичане клялись именем Божьей матери — это характерно для католиков, а не для англикан. Я придираюсь, но, если ты занят имитацией, то будь добр делать ее достоверной!.. Ты все время чувствуешь, что автор играет — и делает это понарошку. Удовольствие от прочтения возникает, когда с тобой говорят как со взрослым, а не как с детьми семьи Кенделов. Кстати, Кенделы — кто они по социальному статусу? Почему Эдвард Кендел сам замки меняет? Для джентльменов это нетипично…
Елена Сафронова. Он просто не знает, кому доверять!
Михаил Хлебников. Он не должен уметь это делать, вот в чем суть!..
Елена Сафронова. Мы знаем даже королей, которые увлекались механикой…
Михаил Хлебников. По словам автора, Эдвард обладает золотыми руками — а потом подчеркивается, что золотыми руками обладает его непутевый брат. А в другом рассказе в провинциальном английском городке кто-то женился на девушке из ирландской семьи — да никогда бы этого не было! Ирландцы были в Англии париями, потому-то и бежали в Америку.
Валерия Пустовая. Мы обсуждаем качество имитации. А зачем вообще имитация, могу ли я получить от нее истинное удовольствие читателя? У меня восприятие черно-белое: существует литература — и нелитература, некий продукт из слов, который можно даже сделать качественным и востребованным. Я на Лайвлибе почитала отзывы на эту книгу Михалковой. Одна дама благодарит автора за то, что та подвигла ее прочитать Агату Кристи. Имитация подтолкнула к чтению оригинала! Но зачем вообще идти на такой шаг, как имитация, — мне не понятно ни творчески, ни читательски. Для меня этот рассказ с первых слов не литература, а словесный продукт из разряда рукоделия. Каковы признаки нелитературы? Скажем, тут не выстроен свой мир — пусть даже заемный, но плотный: рассказ похож на изнаночный мир Геймана, куда попадает Коралина и где стоит удалиться от центра — все расплывается, потому что создательница мира только имитирует реальность и не успевает продумать ее во всем объеме. Какая-то «не жизнь». Не столько имитирование коробит, сколько то, что автор не попыталась вдохнуть что-то свое живое в свою историю. Всерьез или не всерьез написан этот текст? Пока читала, я, честно говоря, изнывала. Дочитав и разгадав загадку, признаю, получила некоторое чувство удовольствия от того, что продукт сделан, загадка разгадана, да и запомнились некоторые образы: невеста-«треска», прозорливая гувернантка, «упитанный бульдог». Автор может стать приятной читателю. Но это удовольствие того рода, за которым я бы не охотилась. И… мы все очень бережны в обсуждении. С Осокиным или Некрасовой мы так не церемонились при разборе, потому что знали: авторы сильные, от них не убудет. А здесь мы деликатны — то есть снисходительны.
Сергей Диваков. Я ожидал, что где-то имитация должна рассыпаться. Стать в конечном итоге пародией. Плохо, если разоблачения имитации не происходит, то есть она не становится пародией. Я понимаю, почему Михаил нашел так много несоответствий — и даже почему он их искал. У меня было желание тоже искать несоответствия: имитация, которую вынесли на первый план, очень сильно отвлекала от собственно произведения. Из-за штампов появилось желание поймать не преступника, а автора на какой-либо оплошности. Само сочинение мне напомнило пьесы, которые пользуются большим успехом в провинциальных репертуарных театрах. Особенно усиливали это ощущение характеристики реплик персонажей: Михалкова часто ставит весьма шаблонный акцент на том, каким образом персонаж что-то сказал — как в таких вот пьесах. Три человека побежали за бульдогом и столкнулись в дверях — это тоже прием шаблонный, театральный. Когда сцена «трое застряли в дверях» разыгралась, я подумал: ну вот, началась пародия на театральные детективные постановки — но и это все смазалось. И мне тоже не хватило тех «крючков», по которым в хорошем детективе читатель должен параллельно с автором задумываться над сутью происходящего и идти к разгадке. Из-за этого было ощущение не единой цепочки событий, но что история слишком затянута.
Елена Сафронова. А как должна была бы выглядеть настоящая удавшаяся пародия?
Сергей Диваков. Нагнетается «картонный» образ — и потом автор дает некое разрешение этого образа, не соответствующее ему. Как у Водолазкина, когда в средневековом лесу вдруг лежит пластиковая бутылка. У Михалковой, возможно, получилось бы, если бы она в свое усиленно нагнетаемое староанглийское внесла элемент современности или русскости. Вот тогда бы я сказал: здорово она надо мной посмеялась!
Александр Евсюков. Налицо переодевание, поворотное для сюжета событие в экзотической стране, до поры скрытое от нас. Также ряд персонажей претендуют на необычность или таинственность и должны отвлечь от разгадки. Однако сам финал, за исключением некоторых нюансов, я угадал довольно рано. Какие-то каноны жанра здесь нарушаются и, возможно, даже весьма смело, но делается это не вполне подходящими и неубедительными средствами.
Елена Сафронова: Александр, а может, это предубеждение против игры в литературе или вообще против масслита?
Александр Евсюков. Неприятия викторианского детектива нового разлива, самой игры в абстрактно «англичанских» декорациях у меня нет — всё это имеет право на жизнь. У меня нет и предубеждения против массовых и популярных книг как таковых. Я готов принять многие жанровые условности и особенности. Но именно для них больше всего подходит определение Дюма-отца: «Все жанры хороши, кроме скучного». Такая история может не иметь сверхзадачи, она не стремится к стилистическому новаторству или глубокому психологизму персонажей (по крайней мере, второстепенных, наоборот, это обычно отвлекает от сюжета), но она обязательно должна быть УВЛЕКАТЕЛЬНОЙ хотя бы на тот период, пока я её читаю. Должна дать возможность увлечься, не играя с автором в поддавки.
Михаил Гундарин. Этот рассказ — творческая неудача автора. Есть правила, по которым строится такой сугубо жанровый текст. Здесь не соблюдены правила как детективного текста, так и его возможной инсценировки в театре. В тех инсценировках детективов, которые я люблю, есть элементы блеска, шикарного использования приема, даже не пародийного, но все равно неожиданного. Особенно это явлено в рассказах Честертона. Тут автор не справился. Рука у меня тянулась сократить рассказ раза в три или даже в четыре, чтобы все встало на свои места. Непонятно, почему нельзя было убрать второстепенных действующих лиц или заострить прием. Если судить автора по его правилам, то она эти правила все время нарушает.
Арсений Гончуков. Я с некоторых пор учусь быть вежливым, но мне трудно понять, почему столько умных людей обсуждает столь невыразительное произведение. При том громадном изобилии современных великолепных, потрясающих рассказов! Даже если воздавать дань уважения Агате Кристи, то сейчас есть столько великолепных свежих образчиков…
Елена Сафронова. Какой современный детективный рассказ ты бы противопоставил этому?
Арсений Гончуков. Те якобы артхаусные неразвлекательные авторские рассказы, которые мы обсуждали до этого, гораздо лучше. Полрассказа Осокина о сексе у стола и выкидывании пустой бутылки в речку лучше всего этого рассказа. На мой взгляд, это литературно и идейно плохо и не заслуживает анализа и обсуждения. Я не порекомендую этот рассказ нашим читателям. Мы как ЛКС ведь рекомендуем прочитать то, что мы разбирали. А этот рассказ нельзя рекомендовать к прочтению. Если мы хотим радовать людей развлекательной литературой, фееричным письмом, завлекательными сюжетами, то давайте брать лучший образчик жанра.
Этот рассказ неактуальный, вторичный, без героев, с минимальным художественным колоритом. Я его читал с огромным трудом. Это же надо постараться — детектив написать так, чтобы его невозможно было читать!.. Я считаю не особенно продуктивным даже ругать его. Лично я даже не понял финала. Как связаны принципы этой миссис с тем, что она стала детективом, с сюжетом, с переодеванием, с собачкой?.. Сюжетная несуразица…
Елена Сафронова. Миссис Норидж не детектив-сыщик, а просто очень наблюдательный человек, который подмечает больше других. Типаж мисс Марпл. Принципы гувернантки при том, что, когда она пошла в очередной раз пить молоко на ночь, то увидела бульдога, который убегал из дома. Почему убежал бульдог? Он убежал от хозяйки? Возможно, он убежал не от хозяйки?.. Так она разгадала тайну тетушки. Сцена прописана эксцентрично и неправдоподобно, но этой детали для читателя, который не просчитывает детективы за раз, достаточно, чтобы заинтересоваться.
Сергей Диваков. Принципы миссис Норидж очевидно «привязаны» к сюжету. Потому они и «отваливаются» от рассказа, что вновь показывает его сделанность. «Нужно уделять поровну внимания детям, собакам и коровам» — она уделила внимание ребенку, который пожаловался на исчезнувшее гнездо, уделила внимание бульдогу… Все ее принципы белыми нитками пришиты к сюжетной линии, поэтому Арсению они и не бросились в глаза: «Слона-то я и не приметил».
Арсений Гончуков. Лера правильно говорила: в рассказе ни капли живого!.. Я не поклонник детектива, но я Чейза читал, Несбё читал про Харри Холе, который всю книжку бухает — настолько это душевно написано!.. Иной раз ты читаешь какую-то мастеровитую вещь, и пусть она и «мёртвая», но у тебя катарсис. И за это ты можешь все простить. А тут ты видишь автора с линейкой, и она тебя давит этой линейкой. И прямо по рукам бьёт…
Елена Сафронова. Те, кому не понравилась история про восемь принципов миссис Норидж, могут ответить конкретно: какие именно тексты условно развлекательного жанра вы бы противопоставили ей как удачный опыт?
Арсений Гончуков. Я небольшой специалист по такому жанру. Сейчас я читаю Елизарова, я «наш человек», «колхозник». Но полгода назад был конкурс для молодых авторов «Будущее время». Я просто из интереса прочитал несколько рассказов на сайте конкурса — и получил просто кайф! И еще недавно открыл для себя автора Тед Чан. Это один из современных топовых фантастов. Он пишет и умно, и увлекательно. В рассказе «Вдох» идея, мысль и душа настолько «вылиты» в единую форму, что остается впечатление огромного мастерства. Подобной литературы немало, я назвал только имена, которые первыми на ум пришли.
Елена Сафронова. А детективы были на конкурсе «Будущее время»?
Арсений Гончуков. Нет, это конкурс фантастики.
Елена Сафронова. «Колхозник» в ЛКС один — я: читаю детективы и не стыжусь в этом признаться. И как читатель детективов смею утверждать, что Елена Михалкова, вызвавшая у нас такое негодование, одна из лучших отечественных авторов детективного жанра: в нем в России работают вообще безобразно. Не пойму почему. Упреки, адресованные «Восьми принципам…», можно умножить на 10 — и получится критика одного среднестатистического рассказа Донцовой. То ли уже сами авторы считают, что детективы — это только для «колхозников», и даже не стараются делать их хорошо. То ли издатели их поторапливают и разрешают писать, как Бог на душу положит, потому что все они «раскручены», их в любом случае купят. Давайте попробуем сузить задачу и назвать удачные образцы именно детектива, которые могли бы «возразить» Михалковой. То, что ей можно противопоставить Дениса Осокина и фантастов, мы уже поняли.
Михаил Хлебников. Рассказы плохо продаются. Даже западные раскрученные авторы никогда не начинают издание с рассказов и их сборники оставляют «на потом», когда появляется имя. И то на Западе стараются печатать не сборники одного имени, а антологии триллера или детектива. Ведь и читатель детектива ищет не историю, которую можно прочесть за полчаса, а ту, в которой можно «утонуть». На мой взгляд, что хорошего в детективе? Я с Еленой согласен, что жанр это мощный и недооцененный, сейчас — один из немногих, где осталась история, смысл и есть даже мораль. Я ради эксперимента давал студентам, будущим юристам, детективы читать. Предлагал им Кейт Аткинсон, серию про детектива Броуди, и Кэтрин Флинн «Что пропало». Ребят «цепляет» именно то, что в детективе есть мораль. На фоне постмодерна принято говорить, что мораль относительна. Но в людях есть потребность в четкой морали. А еще в современной русской литературе все печально потому, что из нее ушли целые жанры детектива. У нас нет, по сути, герметичного детектива — Михалкова одна из немногих. У нас нет толкового триллера. У нас мало хорошего исторического детектива. Еще характерно то, что в Европе и Америке в детективный жанр приходят люди возрастные, вроде американца Джона Вердона (роман «Угадай число») или Алана Брэдли (серия романов про Флавию де Люс), они начали писать около 70 лет. Есть общественный запрос на авторов, которые прожили жизнь, приобрели жизненный опыт и в романной форме пытаются выразить важные вещи. У нас же многое построено на авторской воле или на принципе: «Я напишу роман!». А зачастую за автором ничего не стоит. Рассказы из сборника Михалковой честные: они не претендуют ни на что большее, чем продукт вторичной переработки. Но с ее стороны в большей степени заметна «игра в поддавки»: слишком ученически получилось. Издание второго сборника про миссис Норидж логично — у Михалковой есть имя, её читатели купят, что бы она ни издавала, даже свою амбулаторную книжку. Важно, в идеале, чтобы российский автор детективов работал не только на отечественную аудиторию, а в перспективе имел выход на европейскую или американскую. Но кто-нибудь в Англии или в Америке может купить вот этот рассказ Елены Михалковой? Не думаю.
Елена Сафронова. То, что издатели «не любят» сборники рассказов, не факт. Лет десять или больше «Эксмо» практикует межавторские сборники детективов. Но 10 лет назад и сейчас — это небо и земля! Тогда в книги собирались интересные рассказы. Ныне в большинстве рассказов, составляющих эти книги, вульгарно нарушаются законы детектива, настолько, что «Восемь принципов миссис Норидж» на их фоне блещет. Продолжим про идеальные детективы?
Михаил Гундарин. Мы забыли про Бориса Акунина. Он писал и пишет не только романы, но и рассказы. И сейчас учреждена премия «Русский детектив»: значит, есть интерес к детективу и у издателя, и у читателя. Не забудем и о большом количестве трэш-литературы, которая перемещается в интернет. Там больше фантастика, но и детективы есть с супергероями из ФСБ и иже с ним. Популярность детектива тесно связана с запросом на справедливость! На торжество справедливости! Детектив — это всегда торжество справедливости. Может быть, наши люди в справедливость не верят?.. Конкретные имена? Акунина я уже назвал. Последние его вещи мне не нравятся. Но он — пример попытки примирить старые жанровые схемы с интересным, интеллигентным содержанием. Проблемы у Донцовой и других дам из ее когорты в том, что матрица иронического детектива, рожденная еще Иоанной Хмелевской, уже выжата до капли. А вот у Александры Марининой, которая премию «Русский детектив» и взяла, несколько последних вещей были очень достойными. Но не знаю, пишет ли Маринина рассказы.
Елена Сафронова. Нет. Никогда не видела рассказов Марининой.
Михаил Гундарин. С рассказами детективными сложно не только в России. И мы видим два пути развития детектива. Или это придание жанру детектива антуража большой литературы — когда там и психология, и проблемы, и вопросы стратегического масштаба, и сами детективы, то есть субъекты сыска, не «идеальные сыщики». Или это скрещение различных массовых жанров: фантастический детектив, детектив ужасов и прочий конгломерат. Но направление скрещения детектива с большой литературой — самое перспективное, и мне искренне странно, что у нас этого нет. Идиатуллин или Рубанов «с двух рук» выступают, как писатели «большой литературы» и как фантасты. А у детективщиков ничего подобного нет. Но кто-нибудь обязательно на этом месте появится. К сожалению, я не знаю хороших современных детективных рассказов, которые можно было бы предпочесть, они мне не попадались, хоть я читаю много. Ждем писателя, который боллитру с детективом соединит.
Михаил Хлебников. В нашей литературе нет традиции хорошо написанных рассказов — в любом жанре! У американцев были великий О.Генри, Марк Твен. У французов был Мопассан, рассказы которого всегда остросюжетные. А у нас этого не было. Русский рассказ — это особая форма, отличающаяся и от «западного» рассказа, и от русской новеллы. У нас есть Чехов. Но у него детективов — одна великая «Шведская спичка», которая тоже не «русский рассказ»: он — феномен не формальный и не сюжетно выстроенный. Русский сюжет — это Бунин, Казаков… Поэтому у наших авторов, видимо, еще рука не слишком поставлена писать рассказы. Потому, может быть, Михалкова и прибегла к полупародии-полупастишу, чтобы соблюсти жанровые нормы детектива, что они просто «не наши».
Елена Сафронова. Об Акунине я всегда думаю. Я даже писала статью о сборнике «Нефритовые четки», потому что нашла еще один прототип рассказа «Table-Talk 1882 года», кроме заявленного автором Эдгара По. Это рассказ Картера Диксона «Дом в Гоблинском лесу». Кто еще способен назвать удачные опыты детективных рассказов?
Валерия Пустовая. Вот какой широкий контекст получился у нас в разговоре. Сам по себе текст не провоцирует на движение мысли: не располагает к переосмыслению, не заставляет страдать, за ним не складывается послечувствие. Но зато провоцирует широкую дискуссию на смежные темы. Чтение таких рассказов в литературном смысле поучительно. Возьмем отзывы на Лайвлибе. Люди пишут: рассказы легкие, с ними приятно провести вечер, они короткие и не растянутые, они чудо как хороши! Литературная требовательность относительна и существует только в рамках профессионального сообщества. В моих глазах это ее совершенно не компрометирует, но трудно вовлекать в поиск настоящей литературы широкую аудиторию, у которой не сформирована в этом потребность. Там, где есть желание легко провести вечер, невозможно говорить о литературе в категориях ее «настоящести», серьезности и бессмысленно судить, имитация ли перед нами. Даже о профессионализме невозможно говорить! Читатели нетребовательны. Одна благодарит автора за то, что ее героиня напомнила: надо каждый день есть по яблоку. И такая бывает мораль, и ее хватает для оправдания рассказа. Людям иногда нужно напомнить о простых вещах, и им достаточно, если это сделают в простой и прямой форме. Нам полезно помнить, что есть и такой уровень запросов к литературе. А по поводу жанра: если его нет, может быть, он и не нужен? Может быть, наша жизнь требует не детективной формы разговора, а фантастического триллера?
Елена Сафронова. Но «простые вещи» — это уже свидетельство того, что жанр нужен.
Сергей Диваков. Примеры хороших детективов навскидку привести не могу, но хочу реплику Валерии о читательских запросах продолжить. Есть запросы читательские, которые сформулированы и артикулированы. А есть запросы, которые не артикулированы, но все равно присутствуют у «читателя первого уровня», как называл Умберто Эко. Жанр — рамка не только для писателя, но и для читателя. Когда читатель выбирает массовую литературу, ему нужна «лыжня». У него нет запроса самому протаптывать лыжню через достаточно сложную литературу, самостоятельно проходить «через» Осокина. Такой читатель берет детектив как лыжню, на которую он бы встал и поехал. А мы уже можем формулировать, артикулировать, рассуждать и улавливать запросы читателей жанровой литературы, даже если они их не проговаривают.
Сергей Баталов. Из российских авторов «хорошего детектива» мне назвать некого. Из западных я читал Ю Несбё и Стига Ларссона. В западных детективах поднимается много социальных проблем, их авторы тебя прямо в кучу проблем погружают с головой. Жанр детектива более развит в социально благополучных странах, где крепкая экономика и устоявшаяся правоохранительная система, где преступнику надо «мимикрировать», чтобы не попасться. Тогда востребована и фигура детектива, ловящего злодея. Почему у нас в 1990-е не было детектива, кроме так называемого «бандитского»? Потому, что когда идет беспредел, сыщик не нужен, нужны другие профессии. Может быть, потому и качественного российского детектива не сформировалось. Если внимательно почитать Акунина, то он далеко от Михалковой не ушел, у него такие же стилизации.
Елена Сафронова. Михалкова имитирует классический английский детектив. Имитации может возразить только оригинал: Агата Кристи, Гилберт Кийт Честертон. Это все тексты давно минувших дней. Года два назад вышел сборник рассказов «Двенадцать ключей Рождества» Филлис Дороти Джеймс, которую называют современной Агатой Кристи, хотя она пишет куда более тяжеловесно и серьезно. У неё на русский язык переведено десятка два романов, и, наконец, вышел сборник малой прозы. Это классические английские детективы, половина из которых дислоцирована в прошлом. Джеймс классно продолжает традиции культового английского детектива. Русских подобных текстов, увы, нет. Потому имитации я противопоставляю оригинал, у Елены Михалковой в данном примере получилось не очень хорошо, но трудно первые сто лет.
Под занавес последний вопрос — провокационный. Мы ранее разбирали интеллектуальную или «пацанскую» прозу. В пацанской прозе, например, тоже отсутствуют характеры героев или натуры подменяются функциями. А в интеллектуальной прозе все происходит в искусственно созданной автором атмосфере. Почему мы тем жанрам не отказываем в праве на существование, а к детективам так требовательны?
Валерия Пустовая. Вопрос действительно провокационный. Мы говорим про конкретный рассказ, который некорректно обобщать до жанра и который написан весьма непритязательно. Давайте не расширять впечатления от этого рассказа на весь жанр и даже — на впечатление об авторе.
Елена Сафронова. Я спрашиваю не столько о жанре в целом, сколько о методологии критика.
Александр Евсюков. На мой взгляд, с такими-то признаками речь может идти только о некачественной псевдоинтеллектуальной прозе. При ответственном подходе талантливый автор даёт жизнь героям, помещает их в определённые условия, добавляет нужные ингредиенты, поддерживает (или меняет) температуру, но дальше вся эта романная (или рассказовая) каша уже варится сама. Я не могу никому отказать в праве на существование, но вот в праве на то, чтобы отнимать моё личное время — очень даже могу.
Михаил Хлебников. Интеллектуальная проза, например, «Улисс» Джойса, может быть скучной — но это скука высокого уровня. Я в 16 лет читал первый в СССР перевод «Улисса» в «Иностранной литературе»— чувствовал себя избранным, выполнял культурный долг. Насчет «Улисса» не скажешь «меня не увлекло», хотя там непонятно о чем роман. А к жанровой литературе мы более строги, к детективу и фантастике предъявляем более открытые и жесткие требования. Если автор меня не увлек, он неправ: он за мои деньги должен был меня честно развлечь! Да, в этом есть двойственность. Не каждый из нас способен встать и сказать в духе андерсеновского мальчика авторам «большой литературы»: «Скучные вы, господа!» Мы их все равно будем читать, это наша работа.
Сергей Баталов. Большая литература имеет право на эксперимент. Жанровая не то чтобы не имеет — но ее автор всегда должен думать о читателе. Ее читают, чтобы было интересно. Если читателю не интересно, то сам смысл существования жанровой прозы теряется. Законы жанра — это законы формирования интереса у читателя. У многих авторов жанра чисто технические проблемы возникают, а тогда подобная проза не дотягивает не только до критериев «большой литературы», но и до собственных критериев.
Сергей Диваков. Жанровая литература может выйти за свой жанр только в виде надстройки. Выход может быть осуществлен, только когда соблюдены все каноны жанра. Когда на первом уровне все механизмы жанровые реализованы, мы вправе говорить, что автор может и больше, и рассуждать, можем ли мы его вводить в «большую литературу». Большинство представителей русскоязычной жанровой прозы, несмотря на старания и на взятые за образец западные жанровые лекала, не могут реализовать все возможности жанра, чтобы сверху надстраивать что-то. Проблема пока что на ремесленном уровне.
Михаил Гундарин. Жанровая литература — игра по правилам. Большая литература — это нарушение правил, таково свойство модернизма и постмодернизма. Но многие писатели этим безбожно пользуются и дают нам имитацию. Складывается то, что называется авангардизмом в живописи. Можно прекрасно рисовать реализм и прийти к авангарду — нарушить правила, которые знаешь. Но можно и не владеть правилами, а просто «ляпать». То же и в большой литературе. Участь жанровых авторов непроста. И еще одна аналогия: в российском патриархальном обществе мужчинам прощается больше, чем женщинам. Если на мероприятие мужчина придет в грязных ботинках и женщина в грязных сапогах, мы скорее осудим даму, даже если вслух этого не скажем. «Патриархальность» сохраняется: в «боллитре» интеллектуально-модернистский переворот произошел в ХХ веке, а к жанровой литературе мы продолжаем относиться так же строго, как к женщине в грязных сапогах. Теоретически когда-нибудь «эмансипация» жанровой литературы, переход ее на другой уровень произойдет. Но пока «эмансипации» не произошло, мы по-прежнему требуем от жанровой прозы соблюдения правил.
Елена Сафронова. Что написал товарищ Сухов на стене гарема? «Женщина — она тоже человек»! Массовая литература — она тоже литература.
Арсений Гончуков. Жанровая проза и «большая проза» — это разные сферы. Для жанровой прозы есть сейчас целые огромные площадки, “АТ”, «Литмаркет» и т.д., где по авторскому листу люди в день пишут и выкладывают. Авторская проза, боллитра — очень тонкая прослойка, их взаимоотношения — это вечная тема и триггер для вечных разборок. Да, жанровый рассказ написать в разы сложнее, чем что-то «личное» — это просто другой пласт осознания творческой профессии. Я не склонен смешивать их. С российскими детективами сейчас беда потому, что все детективщики пишут сериалы и неплохо на этом зарабатывают. Эти люди не стали детективными писателями. Да что мы спорим… У нас книги вообще читает, условно говоря, процентов 10 населения! Из них 6 процентов читают фантастику и детективы, 3 процента — нон-фикшн, и 1 процент — так называемую боллитру. Литература становится элитарным занятием — и слава Богу.
